Познаваемость истины

Познаваемость истиныОбзор главы

Введение: познаваема ли истина? Познаваемость истины

Начала познания

Начальные принципы как самоочевидное основание любого познания

Начальные принципы познания вытекают из основополагающего свойства реальности —

ее бытия (существования) Перечень начальных принципов Надежность начальных принципов

Начальные принципы неоспоримы и не требуют доказательств Возражения, выдвигаемые против начальных принципов

1А. ВВЕДЕНИЕ: ПОЗНАВАЕМА ЛИ ИСТИНА?

Определив истину как соответствие на­ших мыслей или слов объективной реаль­ности, мы должны теперь представить до­казательства возможности установления факта такого соответствия, то есть позна­ния истины. Это означает, что для опреде­ления соответствия наших мыслей или слов реальности нам надо сначала иметь возможность познать реальность.

Область философии, изучающая мето­ды познания, называется эпистемологи­ей. В нашем случае будет достаточно пред­ставить доказательства, что мы действи­тельно знаем реальность; на этом этапе нет необходимости подробно объяснять, как это произошло. Следовательно, дока­зательства, которые мы приводим ниже, касаются вопроса не откуда мы знаем, а знаем ли мы вообще.

Это очень важное различие, ибо боль­шинство современных философов, отри­цающих возможность познания реально­сти и в конечном счете истины, соверша­ют ошибку, выстраивая эпистемологичес­кие системы для объяснения, как мы мо­жем познать реальность без предвари­тельного осознания, что мы, по сути, уже знаем ее. Начав с рассмотрения разума и поняв, что они не способны построить мост, соединяющий с реальностью, они затем заявляют, что мы не можем познать реальность. Это все равно, что рисовать до­рожную карту, не посмотрев сначала на дороги, а потом заявлять, что мы не мо­жем знать, как добраться из Чикаго в Нью-Йорк!

В этой главе мы представим доказа­тельства тому, что мы знаем реальность и тем самым можем познать истину — исти­ну, соответствующую реальности.

2А. ПОЗНАВАЕМОСТЬ ИСТИНЫ

1Б. Начала познания

Начала, или первопричины, служат ос­нованием для любых выводов в области знания, научных или философских.

Аристотель указывал, как начала соот­носятся с доказательствами. Он сказал, что «доказательство следует вести из предшествующего и более известного» (Aristotle, АР, 1.3.72b.25). «Для всего без исключения доказательства быть не мо­жет (ведь иначе приходилось бы идти в бесконечность, так что и в этом случае до­казательства не было бы)» (Aristotle, M, 4.4.1006а).

Фома Аквинский пояснял значение термина принцип. «Принципом мы назы­ваем то, из чего что-либо так или иначе ис­ходит» (Aquinas, ST, 1.31.1). Начальный принцип, по словам Фомы Аквинского, «означает не приоритет [по времени], а ос­нование» (Aquinas, ST, 1.31.1).

Джеймс Салливан определяет началь­ные принципы как «самые общие, какие только могут быть, и самые очевидные по­ложения, которые находятся на не срав­нимом ни с какими другими уровне дока­зательности и которые подспудно при­сутствуют в любом суждении» (Sullivan, EFPTB, 33).

Профессор Гейслер заявляет, что на­чальный принцип — это отправная точка, из которой можно выво­дить заключения в конкретной области знаний или реальности. Начальные прин­ципы — это необходимые составляющие любого знания, но они не подменяют со­бой сути самого знания.

Начальных принципов так же много, как и областей знания или реальности. Коль скоро из начального принципа вытекает все остальное, что к нему относится, на­чальные принципы познания служат ба­зовыми предпосылками, из которых вы­текает все остальное в области познания (Geisler, ТА, 72-73).

Для получения точного знания долж­на быть отправная точка, надежность ко­торой не вызывает сомнений. Эта отправ­ная точка служит основанием познания и не нуждается в дополнительном доказа­тельстве своей истинности. Именно в этом заключается смысл начального принци­па.

Л. М. Реджис пишет: «Таким образом, начальный принцип — первый среди пер­вых». Он продолжает: «Выражение на­чальный принцип, следовательно, надо понимать как некий набор оценок, с помо­щью которых разум видит взаимосвязь между несколькими первостепенными понятиями, взаимосвязь, которая побуж­дает его либо идентифицировать их путем подтверждения, либо разделить путем от­рицания» (Regis, E, 378).

2Б. Начальные принципы как самоочевидное основание любого познания

Под «самоочевидностью» мы имеем в виду, что они не требуют доказательств. Они сами свидетельствуют о своей ис­тинности. Следовательно, начальные принципы не выводятся из других прин­ципов и служат основанием любого по­знания.

Фома Аквинский утверждал, что у до­казательства должен быть исходный пункт: «Если бы в доказательствах про­исходило бесконечное движение назад, они были бы невозможными, посколь­ку истинность доказательства демонстри­руется сведением его к исходному прин­ципу доказательства» (Aquinas, CMA, 224).

Фома Аквинский писал, что знание должно основываться на том, в чем вы уверены: «Совершенное знание требует уверенности, поэтому о нас нельзя сказать, что мы знаем, если мы не знаем, что иначе быть не может» (Aquinas, PH, 1.8).

Несколько иначе ту же самую мысль формулирует Гейслер: «Чтобы получить уверенность, знание в конечном счете дол­жно основываться на определенных неос­поримых принципах» (Geisler, ТА, 71).

Он подводит итог: «Неразумно пытать­ся обосновать их. Следовательно, человек не может проявлять "непредубежден­ность" в вопросе об их истинности. Без них у него не может быть даже какого-то определенного мнения» (Geisler, ВЕСА, 259).

Джордж Мавроудз отмечает, что на­чальные принципы имеют большее значе­ние, нежели связанные с ними умозаклю­чения. Он делает вывод, что «если и есть вообще какое-то знание, оно должно про­истекать из определенного источника, а не строиться просто на умозаключениях» (Mavrodes, BG, 49).

К. С. Льюис подтверждает точку зре­ния, что «начальные принципы играют основополагающую роль в любом позна­нии и в любых умозаключениях. Их отри­цание равнозначно отрицанию самого знания; попытки увидеть что-то сквозь начальные принципы не имеют смысла. Если вы видите сквозь все, значит, все прозрачно. Но полностью прозрачный мир — это невидимый мир. "Видеть сквозь" все — то же самое, что не видеть ничего» (Lewis, AM, 87).

Профессор Джеймс Салливан утвер­ждает, что бесконечного движения назад в доказательствах быть не может:

В действительности порядок рассужде­ний требует, чтобы у цепочки было нача­ло. Ибо доказательства выводятся на ос­новании посылок, которые либо сами не требуют доказательств, либо могут быть доказаны посредством других посылок. Бесконечного движения назад не может быть даже в логических рассуждениях. Если в цепочке нет самоочевидной посыл­ки, она вся бездоказательна. Как бы дале­ко назад человек ни углублялся, все равно будет оставаться посылка, которую надо доказать. Но при демонстрации доказа­тельства человек должен в конечном сче­те дойти до самоочевидной предпосылки (Sullivan, EFPTB, 25-26).

ЗБ. Начальные принципы познания вытекают из основополагающего свойства реальности — ее бытия (существования)
Наш разум по своей природе знает бытие и его свойства, и это знание коренится в знании начал (Фома Аквинский).

Фома Аквинский утверждал, что в пер­вую очередь мы познаем бытие: «В той ре­альности, которая познается всеми, необ­ходимо найти определенный порядок. Ибо в первую очередь мы получаем пред­ставление о бытии, которое включает в себя все, что постигает человек» (Aquinas, ST, 1.2.94.2).

С этим соглашается Рудольф Бендес: «Как только мы соприкасаемся с реально­стью, что бы при этом ни пробуждало на­ши чувства, первое понятие, которое мы осознаем, — понятие бытия» (Bandas, СРТР, 60).

Бендес поясняет, что мы постигаем не просто представление о бытии, но само бы­тие: «Непосредственно доступен нам толь­ко материальный мир, и в нем мы должны раскрыть метафизические истины, даже самые высокие. Это подлинная метафизи­ка, потому что это метафизика реально­сти, бытия как такового; ее объектом слу­жит не представление о бытии (в кантов­ском смысле), но бытие, о котором мы име­ем представление» (Bandas, СРТР, 34).

Фома Аквинский писал, что «наш ра­зум по своей природе знает бытие и его свойства, и это знание коренится в знании начал» (Aquinas, CG, 2.83).

Мортимер Адлер указывает, что не ре­альность сообразуется с разумом, а разум с реальностью:

В основании определения [соответствия реальности] истины и ложности лежат два допущения, сделанные Аристотелем и Фомой Аквинским, которые я считаю оправданными и логичными с философ­ской точки зрения.

Первое из них заключается в том, что су­ществует реальность, независимая от че­ловеческого разума, с которой разум мо­жет либо сообразовываться, либо нет. Иными словами, наши мысли не создают и ни в коей мере не затрагивают то, о чем мы думаем.

Оно остается тем же самым, независимо от того, что мы о нем думаем и думаем ли вообще.

Второе допущение заключается в полной определенности этой независимой реаль­ности. В этом выражается Аристотелев метафизический принцип противоречия. Ничто не может существовать и не суще­ствовать в одно время. Все существующее не может одновременно иметь и не иметь те или иные атрибуты (Adler, TR, 133).

Рудольф Бендес указывает, что нам не надо «думать» о начальных принципах, мы просто воспринимаем их существова­ние: «Эти фундаментальные и первосте­пенные принципы разум самопроизволь­но воспринимает просто как существую­щие» (Bandas, CPTP, 66).

В следующем разделе мы увидим, что начальные принципы могут сводиться к принципу непротиворечия (называемому также принципом противоречия). Бендес отмечает взаимосвязь между реально­стью, бытием, процессом познания и принципом непротиворечия:

Если бы в понятии бытия не был заклю­чен онтологический смысл [реальное бы­тие], принцип противоречия был бы зако­ном логики, но не обязательно реально­сти. Но такое предположение немыслимо даже с субъективистской точки зрения: понятие бытия абсолютно простое, и нич­то не может соответствовать ему лишь ча­стично. Все, что соответствует ему, есть бытие; все, что не соответствует, есть не­бытие. Наш разум в процессе познания действует по сути целенаправленно и со­относится с бытием. Если эта взаимосвязь отрицается, все становится невразуми­тельным (Bandas, CPTP, 65).

4Б. Перечень начальных принципов (см. Re­gis, Е, 381-403; Sullivan, EFPTB, 51-96; Geisler, ВЕСА, 250-253; Geisler, ТА, 73-74).

Каждый из нижеследующих принци­пов относится к сфере бытия (онтология) и применим в сфере познания (эпистемо­логия).

1В. Идентичность (Б есть Б)

Бытие: «Любая вещь должна быть идентичной себе. В противном случае она не была бы собой» (Geisler, ВЕСА, 250).

Познание (вывод): Бытие постижимо. В противном случае мы не могли бы получить представления ни о чем (Regis, E, 395).

2В. Непротиворечие (Б не есть не-Б)

Бытие: «Бытие не может быть небыти­ем, ибо это прямо противоположные поня­тия. А противоположности не могут быть равнозначными» (Geisler, ВЕСА, 251).

Познание (вывод): Этот принцип выра­жается по крайней мере двояким образом:

1) невозможно, чтобы противоречащие друг другу заявления были истинными;

2) если одно из них истинное, другое неиз­бежно ложное (Regis, E, 388-89).

ЗВ. Исключение третьего (либо Б, либо не-Б)

Бытие: «Коль скоро бытие и небы­тие — противоположные (несовмести­мые) понятия, а противоположности не могут быть одним и тем же, в "рассели­нах" между ними не может скрываться ничего другого. Может быть либо бытие, либо небытие» (Geisler, ВЕСА, 251).

Познание (вывод): Суждение может быть либо истинным, либо ложным (Geis­ler, ТА, 73).

4В. Каузальность

(не-Б не может породить Б)

Бытие: «Породить бытие может только бытие. Нереальности не существует, и только уже существующее может быть причиной бытия, ибо в самом понятии "причина" подразумевается нечто сущест­вующее, которое может производить что-то еще. Из абсолютно ничего не возникает абсолютно ничего» (Geisler, ВЕСА, 251).

Познание (вывод): Истинность не каж­дого суждения основывается на другом су­ждении. Истинность любого не самооче­видного утверждения зависит от истинно­сти утверждения, не требующего доказа­тельств (Geisler, ТА, 74).

5В. Цель (у любой действующей силы есть конечная цель)

Бытие: У любой действующей силы есть конечная цель (Regis, E, 399).

Познание (вывод): «Любое утвержде­ние преследует ту или иную цель; необхо­димо, чтобы в нем заключался какой-то смысл; разум должен передавать что-то осмысленное» (Geisler, ТА, 74).

В. Начальные принципы могут сводиться к принципу непротиворечия

Профессор Гейслер показывает, как все вышеуказанные принципы можно свести к принципу непротиворечия:

Первостепенность принципа непроти­воречия очевидна, поскольку принципы идентичности и исключения третьего за­нимают подчиненное ему положение. Ведь если бы противоречия были возмож­ны, какой-то вещи не обязательно надо было бы быть идентичной себе (идентич­ность), а противоположностям отличать­ся друг от друга (исключение третьего). Принцип каузальности тоже можно све­сти к принципу непротиворечия, ибо при здравом рассмотрении понятий было бы противоречием утверждать, что вторич­ное существо может появиться случайно и без всякой причины. Равным образом, принцип цели основывается на принципе непротиворечия, поскольку в противном случае бытие могло бы передавать нечто иное, нежели бытие, а рассудок — нечто безрассудное (Geisler, ТА, 76).

Аристотель постулирует два критерия самого надежного принципа: «Самое досто­верное из всех начал — то, относительно ко­торого невозможно ошибиться, ибо такое начало должно быть наиболее очевидным (ведь все обманываются в том, что не оче­видно) и свободным от всякой предположи­тельности... Это, конечно, самое достовер­ное из всех начал, к нему подходит данное выше определение. Конечно же, не может кто бы то ни было считать одно и то же существующим и не существующим... ведь по природе [это доказательство] начало да­же для всех других аксиом» (Aristotle, M, 4.3. 1005b, курсив —Д.М.).

Кроме того, Аристотель заявляет: «Мы же приняли, что в одно и то же время быть и не быть нельзя, и на этом основании по­казали, что это самое достоверное из всех начал» (Aristotle, M, 4.4.1006а).

Фома Аквинский резюмирует мысль об основополагающей природе закона непро­тиворечия, открытого Аристотелем:

«Никто не может даже помыслить, — го­ворит Аристотель, — чтобы одна и та же вещь существовала и не существовала». Думать так значило бы утверждать и от­рицать на одном дыхании. Это означало бы разрушение языка общения, отрица­ние всей материальной субстанции, всей истины, всякого понятия о вероятности и

всех уровней вероятности. Это было бы подавлением всех желаний, все едва на­чавшиеся дела исчезали бы, ибо если про­тиворечия и противоположности иденти­фицируются [становятся равнозначны­ми], тогда исходный пункт отождествля­ется с конечным и нечто считающееся движущимся доходит до конца еще до на­чала движения (Aquinas, M, 4.3).
Тем самым Фома Аквинский выражает согласие, что «первый не требующий до­казательств принцип заключается в том, что одно и то же нельзя одновременно ут­верждать и отрицать, и он основывается на понятиях бытия и небытия: на этом принципе основываются все остальные» (Aquinas, ST, 1.2.94.2).

Тогика истины та же самая во всех заявлени­ях об истине — утверждениях, что то или иное справедливо оценивается в них как истина и что все противоречащие этому суждения лож­ны. Это может выражаться в доказательстве математической теоремы, в научном обобще­нии, в выводах исторического исследования, в философском принципе или в догмате рели­гиозной веры (Мортимер Адлер).

Мортимер Адлер отмечает, что непро­тиворечие, бытие и реальность соотносят­ся друг с другом: «Среди начальных прин­ципов греческой логики фигурирует за­кон, регулирующий определение истин­ности или ложности несовместимых суж­дений: либо оба не могут быть истинными и оба могут быть ложными, либо одно из них истинно, а другое, следовательно, ло­жно. В основе этого закона лежит онтоло­гическая аксиома — истина о реально­сти, — которую греки считали не требую­щей доказательств, а именно: ничто не мо­жет существовать и не существовать одно­временно» (Adler, TR, 70, 71).

Рассматривая перечень начальных принципов, мы видим, что в них есть как онтологический аспект (состояние бытия), так и эпистемологический (связанный с по­знанием). Адлер отмечает важное различие между ними в законе непротиворечия: «В основе закона противоречия как заявления о самой реальности лежит закон противоре­чия как принцип мышления. Закон проти­воречия как заявление о реальности описывает,

что собой представляют те или иные объекты, а закон противоречия как прин­цип мышления предписывает, каким об­разом мы должны рассматривать эти объ­екты, если хотим, чтобы наше представле­ние о них соответствовало реальности» (Adler, AE, 140).

Реджинальд Гарригу-Лагранж отмеча­ет универсальность принципа непротиво­речия: «В соответствии с традиционной реалистической точкой зрения, сформу­лированной Аристотелем и Фомой Аквин­ским, в мире сознания существует всеох­ватывающая система представлений, причем не на формальном, а на фундамен­тальном уровне, и среди самых распро­страненных представлений на первом ме­сте стоит представление о бытии, на кото­ром основывается принцип противоре­чия» (Garrigou-Lagrange, R, 372-373).

Адлер добавляет: «Логика истины та же самая во всех заявлениях об истине — ут­верждениях, что то или иное справедливо оценивается в них как истина и что все противоречащие этому суждения ложны. Это может выражаться в доказательстве математической теоремы, в научном обоб­щении, в выводах исторического исследо­вания, в философском принципе или в дог­мате религиозной веры» (Adler, TR, 10).

Адлер демонстрирует самоочевидную природу непротиворечия:

Закон противоречия как заявление о ре­альности провозглашает то, что сразу же становится очевидным здравому смыслу. Вещь — какой бы она ни была — не может одновременно существовать и не сущест­вовать. Либо она есть, либо ее нет, но того и другого быть не может. У вещи не может одновременно быть и не быть какого-то атрибута. Например, яблоко, которое я рассматриваю в руке, не может быть кра­сным и некрасным по цвету.

Это настолько очевидно, что Аристотель назвал закон противоречия самоочевид­ным. Самоочевидность означала для него неоспоримость. Невозможно представить себе, что яблоко может быть одновременно красным и некрасным (Adler, AE, 140).

5Б. Надежность начальных принципов

1В. Самоочевидность начальных принципов

Для осознания истинности начальных принципов над ними не надо размыш­лять; их истинность становится очевидной (самоочевидной), как только мы на­чинаем понимать термины в утвержде­нии. Очевидность показанных выше пяти принципов несомненна, или же их можно привести к ней. Еще один классический пример — утверждение, что «целое боль­ше отдельных частей». Как только мы осмысливаем, что такое «целое» и что та­кое «части», мы тотчас понимаем, что утверждение истинно. «Тотчас» в данном случае не означает быстро, имеется в виду скорее, что это происходит без участия мыслительного процесса, то есть нам не надо обдумывать утверждение для при­знания его истинным.

Фома Аквинский писал, что разум «не может ошибаться в отношении тех заявле­ний, которые становятся понятными, как только осознается их смысл, как и в случае с начальными принципами, служащими основанием для выводов, научная несом­ненность которых несет отпечаток непогре­шимости истины» (Aquinas, ST, 1.85.6).

Фома Аквинский также утверждал: «Рассудок всегда прав в отношении на­чальных принципов; он не обманывается в них по той же самой причине, по кото­рой он не обманывается в том, что собой представляет та или иная вещь. Самопо­знаваемые принципы — те, которые усва­иваются, как только становятся понятны­ми термины на основании факта, что в определении содержится предикат» (Aqu­inas, ST, 1.17.3).

Начальные принципы самоочевидны (то есть сами демонстрируют свою ис­тинность). В отношении самоочевидных утверждений ошибиться невозможно, по­этому невозможно ошибиться и в вопросе о начальных принципах.

Скотт Мак-Дональд отмечает, что пря­мые утверждения отражают реальность, они служат основанным на фактах бази­сом любого вывода, и в их отношении ошибиться невозможно:

Следовательно, характеристика прямого утверждения основывается на наличии в нем конкретных фактов и их взаимосвя­зи, то есть на базовой структуре мира, а не на психологии или системе убеждений субъекта познания. Таким образом, не выводимые логическим путем суждения заключаются в прямом осознании кон­кретных фактов, служащих обоснова­нием истинности утверждения. Когда в утверждении выражается конкретный факт такого рода, человек может отстаивать его без всяких сомнений

(MacDonald, ТК, цит. по: Kretzmann, CCA, 170-171).

Смысл высказывания Мак-Дональда сводится к тому, что прямые утверждения не проходят через фильтр какой бы то ни было системы убеждений. Об этом важно будет помнить, когда мы перейдем к кри­тике бессмысленных по своей сути заявле­ний тех, кто отрицает возможность позна­ния этой истины. Мы увидим, что при на­личии всех своих философских систем са­ми философы не могут уйти от реальности и от принципа непротиворечия. Они хотят пропускать реальность через фильтр своей системы, но в случае с начальными прин­ципами реальность не допускает этого.

2В. Разум предрасположен к истине

Фома Аквинский писал, что разум предрасположен к истине: «Постижение истины происходит в интересах разума, это его естественная предрасположен­ность; и подобно тому, как объекты без знания движутся к своему концу, не зная об этом, так и человеческий рассудок по­рой стремится к истине, хотя и не понима­ет ее природы» (Aquinas, P, 10.5).

Фома Аквинский заметил, что у разума инстинктивная потребность в истине. Он объяснил, что он имел в виду под этим: «Естественная потребность — это склон­ность к чему-то, которую каждая вещь имеет по своей природе; следовательно, в силу естественной потребности каждая сила стремится к тому, что ей соответству­ет» (Aquinas, ST, 1.78.1).

Мортимер Адлер вносит ясность, уточ­няя, что у нас может быть уверенность не во всей истине, а только в самоочевидных истинах:

Человеческий разум схватывает истину в той мере, в какой его суждения согласуют­ся или соотносятся с реальностью — с тем, что собой представляют или не представ­ляют вещи. Это не означает, что человече­ский разум может твердо, окончательно и безошибочно усваивать любую истину, и я лично думаю, что твердо, окончательно и безошибочно наш разум схватывает отно­сительно небольшое число самоочевидных истин. Но как бы то ни было, надо при­знать, что истина в принципе постижима, даже если мы фактически можем так и не постичь ее (Adler, TR, 116-17).

6Б. Начальные принципы неоспоримы и не требуют доказательств

1В. Начальные принципы неоспоримы

Надо сразу же прояснить, что мы наме­рены сказать по этому поводу. Говоря, что начальные принципы неоспоримы, мы со­бираемся не приводить тому позитивные доказательства, а скорее доказать от про­тивного, что их невозможно опровергнуть.

Джеймс Салливан резюмирует аргу­ментацию Аристотеля о неоспоримости принципа непротиворечия. Он приводит список из восьми неизбежных выводов (см. таблицу ниже).

ВОСЕМЬ ПОСЛЕДСТВИИ ОТРИЦАНИЯ ЗАКОНА НЕПРОТИВОРЕЧИЯ

1. Отрицание необходимости и обоснованности принципа противоречия означало бы лишение
слов устойчивого смысла и делало бы речь невразумительной.

2. От представления о реальности сущностей надо было бы отказаться; становление без форми­
рования чего бы то ни было; полет без птицы; акциденции без субъекта, к которому они относятся.

3. Не было бы никакого различия между вещами. Все было бы едино. Корабль, стена, человек были
бы одним и тем же.

4. Это означало бы уничтожение истины, ибо между истиной и ложностью не было бы больше различия.

5. Это лишило бы смысла любые мысли и точки зрения, ибо в самих утверждениях содержалось бы
их отрицание.

6. Желания и предпочтения стали бы бессмысленными, ибо не было бы различия между добром и
злом; не было бы никаких оснований возвращаться домой, так как дом не отличался бы оттого места,
где человек в данный момент находится.

7. Все было бы в одно и то же время одинаково истинным и ложным, и никакая точка зрения не
была бы хоть в какой-то степени менее правильной.

8. Любое становление, изменение или движение были бы невозможными. Ибо в них подразуме­
вается переход из одного состояния в другое, но если принцип противоречия ложен, все состояния
бытия становятся одинаковыми. (Sullivan, EFPTB, 121-22)

Авиценна, писал Иоанн Дуне Скот, предложил еще одно испытание для тех, кто отрицает начальные принципы. «Тех, кто отрицает основополагающие принци­пы, следует бить или жечь в огне, пока они не признают, что гореть и не гореть, быть битым и небитым — не одно и то же» (Avicenna, M, цит. по: Scotus, PW. 10).

Реджинальд Гарригу-Лагранж отмеча­ет абсурдность такого представления:

Если принцип противоречия не абсолю­тен, формулировка самого Декарта [«Я мыслю, следовательно, я существую»] те­ряет реальный смысл и превращается про­сто в психический феномен. Если я отри­цаю этот принцип, значит, я могу сказать: «Возможно, я одновременно мыслю и не мыслю, возможно, я существую и не суще­ствую, возможно, это я и не я, возможно, "я мыслю" — безличное предложение на­подобие "идет дождь" ». Без понимания аб­солютности противоречия я не могу осо­знать объективное существование самого себя (Garrigou-Lagrange, R, 372).

Для опровержения начального принци­па надо использовать тот же начальный принцип, что само по себе абсурдно.

Начальные принципы неопровержимы, или их можно свести к неопровержимо­му. Они либо самоочевидны, либо сводят­ся к самоочевидному. А самоочевидные принципы либо истинны по своей приро­де, либо неопровержимы, поскольку пре­дикат сводится к субъекту. Соответствие предиката субъекту означает, что прин­цип нельзя опровергнуть, не используя его самого. Например, принцип непроти­воречия невозможно опровергнуть без ис­пользования в опровержении его самого (Geisler, ВЕСА, 250).

С этим согласен рабби Захариас: «Про­игнорировать или обойти эти законы ни­как нельзя, ибо на самом деле для их опро­вержения требуется использование их са­мих» (Zacharias, CMLWG, 11).

Джозеф Оуэне отмечает также, что не­противоречие невозможно опровергнуть да­же мысленно: «Как бы вы ни пытались оп­ровергнуть его на словах, вы не можете оп­ровергнуть его в ваших мыслях. В любой попытке его отрицания содержится его ут­верждение. Его невозможно подвергнуть сомнению или скорректировать. Это утвер­ждение, в котором выражается бытие, не­медленно воспринимаемое в вещах через внешние чувства и внутри самого человека через его сознание» (Owens, ECM, 269-70).

Мортимер Адлер заявляет, что здравый смысл относится к непротиворечию как к несомненному атрибуту реальности: «Здравый смысл без малейших колебаний признает, что конкретная вещь в опреде­ленное время либо существует, либо не су­ществует, что какое-то событие либо про­изошло, либо не произошло, что рассмат­риваемая вещь либо обладает, либо не об­ладает определенными свойствами или атрибутами. Такой взгляд на реальность, которой наши убеждения или суждения могут соответствовать или нет, присущий здравому смыслу, отнюдь не выглядит возмутительным или ошибочным» (Ad­ler, SGI, 36).

2В. Начальные принципы не требуют доказательств

Необходимо пояснить, что мы не хотим представить отсутствие необходимости доказательства исключительным призна­ком исходных принципов; мы лишь хо­тим сказать, что этот признак относится к ним. Не следует забывать, что у началь­ных принципов нет другого признака, кроме них самих — они самоочевидны. Они служат основанием для всех других доказательств и аргументов.

Тех, кто отрицает основополагающие принци­пы, следует бить или жечь в огне, пока они не признают, что гореть и не гореть или быть би­тым и небитым — не одно и то же (Авиценна).

Аристотель показал, что такое «не тре­бующее доказательств»: «Не всякое зна­ние доказывающее, а знание неопосредо­ванных [начал]недоказуемо. И очевидно, что это необходимо так, ибо если необхо­димо знать предшествующие [посылки], т. е. те, из которых исходит доказательст­во, — останавливаются же когда-нибудь на чем-то неопосредованном, — то это не­опосредованное необходимо недоказуе­мо» (Aristotle, АР, 1.3. 72Ь).

Аристотель заявил: «Для всего без иск­лючения доказательства быть не может (ведь иначе приходилось бы идти в беско­нечность, так что и в этом случае дока­зательства не было бы)» (Aristotle, M, 4.4.1006а).

Фома Аквинский показал бессмыслен­ность бесконечного движения назад в до­казательствах :

Представьте себе, что кто-нибудь, демон­стрируя доказательство [какого-то выво­да], приходит к умозаключению [приво­дит дедуктивную аргументацию] на осно­вании доказательных (промежуточных) посылок. У этого человека либо есть дока­зательства этих посылок, либо нет. Если у него их нет, у него нет знания этих посы­лок и тем самым знания выводов, которые делаются на их основании. Но если у него есть доказательства этих посылок, он на каком-то этапе доходит до прямых и недо­казуемых посылок, поскольку в доказа­тельствах невозможно доходить до беско­нечности... Доказательство может также исходить из прямой посылки или опосре­дованно через другую [посылку] (Aqui­nas, РА, 1.4.14).

Алесдейр Мак-Интайр без обиняков за­являет: «Аргументация в пользу началь­ных принципов не может строиться на до­казательстве, ибо доказательство исходит от них самих» (Maclntyre, FP, 35).

Мортимер Адлер указывает, что нет иного свидетельства самоочевидной исти­ны, кроме нее самой:

Истины, которые называют самоочевид­ными, показывают наиболее ясный при­мер знания в строгом смысле этого слова. Их называют самоочевидными, так как наши заявления о них не основываются на каких-то свидетельствах в их поддерж­ку или на умозаключениях, имеющих це­лью продемонстрировать, что они пред­ставляют собой выводы, достигнутые пу­тем логических рассуждений. Мы при­знаем их истинность прямо или непосред­ственно из понимания того, что в них ут­верждается. Мы уверены — не нас уверя­ют — в их истинности, потому что не мо­жем помыслить противоположное. Мы ни в коей мере не вольны думать противопо­ложное (Adler, SGI, 52).

7Б. Возражения, выдвигаемые против начальных принципов

1В. Начальные принципы — всего лишь западный образ мышления (см. также ниже главу о мистике)

Следует отметить бессодержательную природу этого возражения:

Говорят, что есть иной тип логики — вос­точная логика, в которой выражается

представление о противоречивом по своей сути характере реальности. Но попытки провести какие-то географические раз­граничения в любом универсальном зако­не логически несостоятельны. По восточ­ной логике реальность может быть логич­ной и алогичной. Но если что-то может быть одновременно логичным и алогич­ным, в этом выражается противоречие, не имеющее смысла. Таким образом, по вос­точной логике в конечном счете бессмыс­ленно все. Но если все в конечном счете бессмысленно, то бессмысленно и разли­чие между западной и восточной логикой (Geisler and Bocchmo, WSA, n.p.).

Мортимер Адлер заявляет: «Основы ло­гики —■ общие во всех культурах, как и в математике, с которой связаны принципы логики. Принципы логики не могут быть ни западными, ни восточными — они уни­версальны» (Adler, TR, 36).

Адлер поясняет, что «западное» мыш­ление лежит в основе всех технических и прикладных наук, как на Западе, так и на Востоке:

Во всех случаях, когда используются пло­ды технологического прогресса, призна­ние получают истины математики и есте­ственных наук. Если бы основополагаю­щие концепции математики и естествен­ных наук были неверными, технологиче­ские процессы не могли бы успешно рабо­тать. А если основополагающие принци­пы математики и естественных наук ис­тинны, значит, и базовые представления о реальности, свободные от внутренних противоречий, должны быть истинными, ибо в противном случае выводы эмпири­ческих естественных наук не могли бы быть истинными в силу несоответствия реальности.

Адлер подводит итог: «О наличии объ­ективной реальности, которой наши суж­дения могут либо соответствовать, либо нет, свидетельствует то, как работают или нет технологические приспособления» (Adler, TR, 74).

Рабби Захариас рассказывает следую­щую историю, раскрывающую тщетность такого рода аргументации:

После красноречивых и развернутых рас­суждений по поводу закона о непротиво­речии профессор в конце концов пришел к выводу: «Это [логика либо/либо] — чис­то западный взгляд на реальность. Суть проблемы в том, что вы видите противоречие как западный

человек, в то время как вам надо подходить к нему с восточной то­чки зрения. Восточная
точка зрения на реальность выражается во взгляде и то, и другое».

После довольно продолжительного обсу­ждения вопроса о различии между логи­кой либо/либо и то и другое я, наконец, спросил, можно ли мне прервать безоста­новочный поток мысли и задать вопрос.

Я спросил: «Господин, вы говорите, что когда я изучаю индуизм, я пользуюсь ли­бо логической системой то и другое, либо никакой другой? »

Установилась тишина, продолжавшаяся, казалось, целую вечность. Я повторил во­прос: «Вы говорите, что когда я изучаю индуизм, я пользуюсь либо логической системой то и другое, либо никакой дру­гой? Я правильно понял?»

Он откинул голову назад и спросил: «По вашему мнению, возникает необходи­мость в логической системе либо/либо? »

«Она действительно возникает, — отве­тил я. — Ведь даже в Индии, переходя улицу, мы смотрим по сторонам — либо приближается автобус, либо на нее выхо­дим мы, то и другое несовместимо».

Вы видите, какую он совершал ошибку? Он использовал логику либо/либо для до­казательства истинности логической сис­темы то и другое. Чем больше вы посяга­ете на закон непротиворечия, тем больше ответных ударов он наносит вам (Zachari-as, CMLWG, 129).

Захариас обращает также внимание на то, что многими не признается в «восточ­ной» философии:

Метод величайшего индуистского фило­софа Шанкары был вполне сократичес­ким — он рассматривал вопросы не с диа­лектической точки зрения (то и другое), а с точки зрения непротиворечия (либо/ли­бо). Он бросал вызов противникам, побу­ждая их доказать его неправоту или, в противном случае, признать обоснован­ность его взгляда. Следовательно, суть не в том, пользуемся ли мы восточной логи­кой или западной. Мы пользуемся логи­кой, в которой в наилучшей степени отра­жается реальность, и закон непротиворе­чия, будь то прямо или косвенно, присут­ствует как на Востоке, так и на Западе (Zacharias, CMLWG, 130).

2В. Логические законы, подобные закону непротиворечия, — это чисто формальные законы для построения символических систем; они не относятся к реальности

Рональд Нэш отвечает: «Закон непро­тиворечия — не просто закон, основан­ный на чувственном опыте. Это первый за­кон бытия. Его нельзя просто принять или отвергнуть. Отвержение закона непроти­воречия ведет к абсурду. Обоснованно от­вергать законы логики невозможно. Если закон непротиворечия отрицается, все те­ряет смысл. Если законы логики не озна­чают того, что в них подразумевается, ни­что остальное не имеет смысла, в том чис­ле само отрицание законов» (Nash, WVC, 84).

Ему вторит Рудольф Бендес:

Если бы в понятии бытия не был заклю­чен онтологический смысл, принцип про­тиворечия был бы законом логики, но не обязательно реальности. Но такое предпо­ложение немыслимо даже с субъективи­стской точки зрения: понятие бытия абсо­лютно простое, и ничто не может соответ­ствовать ему лишь частично. Все, что со­ответствует ему, есть бытие; все, что не соответствует, есть небытие. Наш разум в процессе познания действует по сути це­ленаправленно и соотносится с бытием. Если эта взаимосвязь отрицается, все становится невразумительным (Bandas, СРТР, 65).

ЗВ. Доказательство принципа (закона) непротиворечия при помощи идеи о непротиворечии — замкнутый на себя аргумент

Норман Гейслер отвечает, что

это возражение запутывает суть вопроса. Ибо закон непротиворечия используется не как основание для косвенного доказа­тельства его обоснованности, а просто в процессе подтверждения его обоснованно­сти. Возьмем, к примеру, заявление: «Я не говорю ни слова по-английски». Оно по сути лишено смысла, ибо в нем фактичес­ки подтверждается то, способность к чему отрицается. Английский язык в нем ис­пользуется для отрицания возможности говорить по-английски. Тем самым оно опровергает себя. То же самое можно ска­зать о косвенном доказательстве закона непротиворечия. Мы не можем отрицать закон непротиворечия, не пользуясь им в том самом предложении, которое его от­рицает. Ибо заявление, отрицающее непротиворечие, выдвигается как непроти­воречивое.

В противном случае оно теряет смысл.

Равным образом, когда я заявляю, что мо­гу говорить по-английски, совершенно очевидно, что я произношу слова на анг­лийском языке в самом процессе выска­зывания. Но в использовании английско­го языка для утверждения способности говорить по-английски нет ничего бес­смысленного. В определенной мере бес­смысленно лишь использование англий­ского языка для отрицания такой способ­ности. Аналогичным образом, нет ниче­го предосудительного в использовании принципа непротиворечия для отстаива­ния принципа непротиворечия. Предосу­дительно лишь использование принципа непротиворечия для отрицания этого принципа (Geisler, ТА, 79).

4В. Мы не можем знать начальные принципы априорно (независимо от опыта), поскольку разум до приобретения опыта представляет собой tabula rasa (чистую доску)

Фома Аквинский писал: «В чувствен­ном [т.е. полученном на опыте] знании за­ключено не все рассудочное знание. Не удивительно поэтому, что рассудочное знание распространяется шире, чем чув­ственное знание» (Aquinas, ST, 1.84.6).

Норман Гейслер называет знание на­чальных принципов «естественным»: «Естественное знание не "закладывается" априори и не "приобретается" апостерио­ри. Оно познается естественным путем, поскольку мы обладаем природной спо­собностью "воспринимать" его» (Geisler, ТА, 90).

Питер Хоунен тоже пользуется терми­ном «природный»: «Как и прочие началь­ные принципы, принцип противоречия управляет разумом и бытием, а также вза­имосвязью между ними. Вследствие прос­тоты познания этих принципов — не все­гда, правда, ясно формулируемых, — они принадлежат человеческому разуму как бы "по природе"» (Ноепеп, RJ, 208).

Смысл понятия «природный» объясня­ет Джеймс Салливан: «Человек, произво­дящий оценочное суждение, не задумыва­ется в данный момент над этими принци­пами, но может легко и просто рассказать о них, пусть даже у него прежде не возни­кало в их отношении ни малейшего вопро­са. Таким образом, можно сказать, что он

практически знает эти принципы с начала своей сознательной жизни. Вот что озна­чает "природное и естественное знание" начальных принципов» (Sullivan, EFPTB, 33).

Фома Аквинский отмечал, что человек получает это природное знание, как толь­ко что-либо предстает перед его разумом: «В каждом человеке есть определенный источник познания, а именно свет актив­ного разума, благодаря которому принци­пиальные положения всех наук восприни­маются естественным образом, как толь­ко предстают перед его разумом» (Aqui­nas, ST, 1.117.1).

5В. Как знание начальных принципов может быть апостериорным (основанным на опыте) и одновременно врожденным?

Не забывайте, что в любом случае, ког­да человек задается вопросом как, речь идет об эпистемологии. Мы уже отмечали, что не обязательно давать ответы на все, что фактически очевидно, тем не менее от­ветим и на это возражение:

Фома Аквинский внес значительный вклад в развитие эпистемологии. Он уни­кальным образом синтезировал априор­ные и апостериорные элементы позна­ния. Люди обладают врожденной способ­ностью или формой познания начальных принципов, заложенных в саму их приро­ду Богом. Начальные принципы присут­ствуют в них в виде своего рода фактичес­кого и естественного предварительного условия всей познавательной деятельно­сти. И когда эта врожденная способность наполняется содержанием чувственного опыта, мы получаем возможность пости­гать путем сознательной рефлексии на­чальные принципы, которые мы осознаем как неотъемлемую часть нашей природы. Иначе говоря, познать начальные прин­ципы мы можем только в том случае, если пользуемся ими, иной возможности для их познания у нас нет. Мы постигаем их на практике, прежде чем приходим к их сознательному пониманию (Geisler, ТА, 90).

Этьен Жильсон следующим образом ре­зюмирует позицию Фомы Аквинского в ответе на вопрос как:

Зародыши познания мы видим в самом разуме. Этими готовыми элементами, о которых мы знаем естественным путем, являются начальные принципы. Отличи­тельная черта этих принципов заключается в том, что они служат исходными по­нятиями, формируемыми в нашем разу­ме, когда он входит в контакт с восприни­маемым миром. Их предсуществование не означает, что разум обладает ими сам по себе, независимо от воздейст­вия, которое тело оказы­вает на нашу душу, оно означает просто, что они представляют собой пер­вые вразумительные по­нятия, которые наш ра­зум способен постичь на пути обретения чувст­венного опыта. Осозна­ние этих принципов но­сит не более врожден­ный характер, чем спо­собность к дедуктивным выводам, но тогда как раскрытие первых происходит естественным путем, вторые требуют определенных усилий (Gilson, PSTA, 246).

6В. Но логика не соотносится с реальностью

На это возражение можно ответить сле­дующее:

На взаимосвязь между логической необ­ходимостью и реальностью могут быть только три точки зрения: 1) логика не мо­жет соотносится с реальностью; 2) логи­ка может не соотноситься с реальностью; 3) логика должна соотноситься с реально­стью. Мы утверждаем, что первый вари­ант опровергает сам себя, второй не имеет смысла, и, следовательно, приемлемым может быть только третий. Это оставляет нам только одну разумную альтернативу, а именно что логика должна соотноситься с реальностью. Ибо в точке зрения, что ло­гика не может соотноситься с реально­стью, по существу, утверждается, что она все-таки соотносится с реальностью в по­пытке доказать обратное. А точка зрения, что логика может не соотноситься с ре­альностью, не имеет смысла, если логика не связывается со смыслом слов «реаль­ность» и «может» в предложении, в кото­ром утверждается, что логика может не соотноситься с реальностью (Geisler, МРОА, 292-93).

Рабби Захариас утверждает: «Законы логики должны относиться к реальности, иначе мы жили бы в сумасшедшем доме» (Zacharias, CMLWG, 11).

7В. Истины, соответствующей реальности, не существует

На бессмысленность такого заявления указывает рабби Захариас: «Всякий, кто серьезно от­носится к заявлению, что истины, соответствующей реальности, не существу­ет, опровергает тем самым это заявление, подразуме­вая, что в нем не отража­ется реальность. А если в заявлении не отражается реальность, какой смысл относиться к нему серьез­но? Истина существует как категория, даже если ее существование отрицается, и это надо знать» (Zacharias, CMLWG, 125).

Гейслер указывает, что на принципе со­ответствия истине основывается «даже те­ория интенционализма. Согласно этой те­ории истинно то, что преследует опреде­ленную цель. Но это означает, что истин­ность выражается в соответствии вы­полнению намерения. Таким образом, без соответствия намерений и совершае­мых действий не может быть истины» (Ge­isler, CTID, 335-36).

8В. Если любой аргумент нуждается в обосновании, почему то же самое не относится к первопричинам?

Гейслер разъясняет: «Мы заявляем, что в обосновании нуждается не все, а только вещи, не являющиеся самоочевид­ными. Если понятие не самоочевидно, его необходимо сделать очевидным в свете другого самоочевидного понятия. Когда оно становится самоочевидным, оно боль­ше не нуждается в подтверждении своей очевидности с помощью чего-то еще (Geis­ler, ВЕСА, 260).

Это ключевой момент при обсуждении вопроса с теми, кто требуют доказа­тельств начальных принципов, — нет ни­каких других свидетельств в пользу су­ществования начальных принципов, кро­ме них самих, они просто самоочевидны.

9В. Не все считают эти начальные принципы самоочевидными

Однако «тот факт, что некоторые вещи могут не выглядеть очевидными в чьих-то глазах, не означает, что они не самоочевидны сами по себе.

Самоочевидная исти­на может не казаться самоочевидной про­сто потому, что человек не подвергает ее тщательному анализу. Но это упущение ни в коей мере не лишает начальные прин­ципы самоочевидной природы» (Geisler, ВЕСА, 260).

10В. Вы просто допускаете, что любое доказательство должно сводиться к начальным принципам, чтобы постулировать, что бесконечного движения назад в доказательствах быть не может

Салливан отвечает: «Тот факт что ис­тинность выводов удостоверяется сведе­нием к начальным принципам — не допу­щение, которому не подчиняется процесс бесконечного движения назад, а, скорее, вывод, основанный на невозможности бесконечного движения назад» (Sullivan, EFPTB, 26).

11В. Не подрывает ли неоспоримость начальных принципов установленный Гейзенбергом принцип неопределенностей?

Мортимер Адлер указывает на ложную предпосылку этого возражения:

Ущербность копенгагенского истолкова­ния принципа Гейзенберга заключается в колоссальной философской ошибке, со­вершенной вольно или невольно физика­ми XX века. Эта ошибка ограничивает ре­альность тем, что поддается физическому измерению и придает реальности исклю­чительно измеряемый характер. Прин­цип следует понимать относящим неопре­деленность только к измерениям в облас­ти квантовой механики. Эта теоретико-познавательная неопределенность необо­снованно превращается в индетерминизм структуры реальности и становится он­тологической, а не эпистемологической (Adler, TR, 71-72).